Иосиф бродский - собрание сочинений. Иосиф бродский - собрание сочинений Западная и русская поэзия

Русский поэт, прозаик, эссеист, переводчик, автор пьес; писал также на английском языке.

В 1972 Иосиф Бродский эмигрировал в США. В стихах (сборники «Остановка в пустыне», 1967, «Конец прекрасной эпохи», «Часть речи», оба 1972, «Урания», 1987) осмысление мира как единого метафизического и культурного целого. Отличительные черты стиля - жесткость и скрытая патетика, ирония и надлом (ранний Бродский), медитативность, реализуемая через обращение к усложненным ассоциативным образам, культурным реминисценциям (иногда приводящее к герметичности поэтического пространства). Эссе, рассказы, пьесы, переводы. Нобелевская премия (1987), кавалер ордена Почетного легиона (1987), обладатель Оксфордской премии Honori Causa.

Стремясь к двуязычию, Иосиф Бродский писал также по-английски эссе, литературную критику, стихи. Бродский сумел расширить возможности русского поэтического языка. Художественный мир поэта универсален. В его стилистике усматривают влияние барокко, неоклассицизма, акмеизма, английской метафизической поэзии, андеграунда, постмодернизма. Само существование этой личности стало воплощением интеллектуального и нравственного противостояния лжи, культурной деградации. Изначально, из-за процесса о «тунеядстве», Бродский стал некой нарицательной фигурой независимого художника, сопротивлявшегося общепринятому лицемерию и насилию - и на родине, и вне ее. До 1987 в СССР он фактически был поэтом для «посвященных»: хранение дома его стихов не только считалось предосудительным, но было наказуемо, тем не менее его стихи распространялись испытанным в советские времена способом - с помощью Самиздата.

Международная известность пришла к поэту уже после публикации его первого сборника на Западе в 1965 году. В СССР до 1987 года Иосиф Бродский практически не издавался. Некоторые строчки Бродского общеизвестны как афоризмы-формулы: «Смерть - это то, что бывает с другими» или «Но пока мне рот не забили глиной, из него раздаваться будет лишь благодарность». Мир творений Бродского отразил сознание значительной интеллектуальной группы выходцев из России, и в целом людей «исхода», живущих на грани двух миров, по выражению В. Уфлянда, «бродского человечества»: эти новые странники, словно продолжая судьбы романтических скитальцев, подобны некой соединительной ткани разных культур, языков, мировоззрений, быть может, на пути к универсальному человеку будущего.

Поэт Иосиф Бродский скоропостижно скончался в Нью-Йорке 28 января 1996 года, не дожив до 56 лет. Смерть Бродского, несмотря на то, что было известно о его ухудшающемся состоянии здоровья, потрясла людей по обе стороны океана. Похоронен в Венеции.

Бродский Иосиф Александрович - без малейшей доли сомнения один из крупнейших русских поэтов ушедшего столетия, за свою весьма недолгую, по нынешним меркам, жизнь возвел гигантский дворец стихотворений, поэм, а также произведений специфического, лично им созданного поджанра - "больших стихотворений". До глубины души верный сложившимся традициям русских классиков - Пушкина, Лермонтова, - он молниеносно расширял поле своей плодотворной творческой работы.

Родился на Выборгской стороне в семье военного фотокорреспондента. Имя получил в честь Иосифа Сталина. Отец Бродского служил на флоте, затем работал фотографом и журналистом в нескольких ленинградских газетах, мать Бродского была бухгалтером. Раннее детство Иосифа Бродского пришлось на годы войны, блокады, затем — послевоенной бедности и тесноты. В 1942 году после блокадной зимы мать с Иосифом уехала в эвакуацию в Череповец.

В 1955 году, закончив семь классов и начав восьмой, Иосиф Бродский бросил школу и поступил учеником фрезеровщика на завод «Арсенал». Это решение было связано как с проблемами в школе, так и с желанием Бродского финансово поддержать семью. Безуспешно пытался поступить в школу подводников. В 16 лет загорелся идеей стать врачом, месяц работал помощником прозектора в морге при областной больнице, анатомировал трупы, но в конце концов отказался от медицинской карьеры. Кроме того, в течение пяти лет после ухода из школы Бродский работал истопником в котельной, матросом на маяке, рабочим в пяти геологических экспедициях. В то же время он очень много, но хаотично читал — в первую очередь поэзию, философскую и религиозную литературу, начал изучать английский и польский языки, переводить польских поэтов. Начал писать стихи 1956—1957 годах. Одним из решающих толчков стало знакомство с поэзией Бориса Слуцкого. Несмотря на то что Бродский не писал прямых политических стихов против советской власти, независимость формы и содержания его стихов плюс независимость личного поведения приводили в раздражение идеологических надзирателей.

В 1958 г. Бродский с друзьями рассматривал возможность бегства из СССР путём угона самолёта, но затем отказался от этого замысла. Этот дерзкий замысел у будущего нобелевского лауреата и двух его товарищей родился в стенах редакции «Смены». В 1959 году знакомится с Евгением Рейном, Анатолием Найманом, Владимиром Уфляндом, Булатом Окуджавой.

14 февраля 1960 года состоялось первое крупное публичное выступление Иосифа Бродского на «турнире поэтов» в ленинградском Дворце культуры им. Горького с участием А. С. Кушнера, Г. Я. Горбовского, В. А. Сосноры. Чтение стихотворения «Еврейское кладбище» вызвало скандал.

В августе 1961 года в Комарово Евгений Рейн познакомил Бродского с Анной Ахматовой. Вместе с Найманом и Рейном, Бродский входил в последнее окружение Анны Ахматовой называемое «ахматовскими сиротами». В 1962 году во время поездки в Псков он знакомится с Н. Я. Мандельштам, а в 1963 году у Ахматовой — с Лидией Чуковской.

В 1962 году Бродский встретил молодую художницу Марину (Марианну) Басманову. Первые стихи с посвящением «М. Б.» — «Я обнял эти плечи и взглянул...», «Ни тоски, ни любви, ни печали...», «Загадка ангелу» датируются тем же годом. Они окончательно расстались в 1968 году после рождения общего сына Андрея Басманова.

8 января 1964 года «Вечерний Ленинград» опубликовал подборку писем читателей с требованиями наказать «тунеядца Бродского». 13 февраля 1964 года Бродского арестовали по обвинению в тунеядстве. Два заседания суда над Бродским были законспектированы Фридой Вигдоровой и составили содержание распространявшейся в самиздате «Белой книги». Все свидетели обвинения начинали свои показания со слов: «Я с Бродским лично не знаком...», перекликаясь с образцовой формулировкой травли Пастернака: «Я роман Пастернака не читал, но осуждаю!..».

Суд над поэтом стал одним из факторов, приведших к возникновению правозащитного движения в СССР и к усилению внимания за рубежом к ситуации с правами человека в СССР. Стенограмма Фриды Вигдоровой была опубликована в нескольких влиятельных зарубежных СМИ: «New Leader», «Encounter», «Figaro Litteraire». В конце 1964 года письма в защиту Бродского были отправлены Д. Д. Шостаковичем, С. Я. Маршаком, К. И. Чуковским, К. Г. Паустовским, А. Т. Твардовским, Ю. П. Германом.

13 марта 1964 года на втором заседании суда Бродский был приговорён к максимально возможному по указу о «тунеядстве» наказанию — пяти годам ссылки с обязательным привлечением к труду по Указу «Об ответственности за тунеядство». Бродский был сослан в Коношский район Архангельской области и поселился в деревне Норенская. В ссылке Бродский продолжает писать: «Шум ливня...», «Песня», «Зимняя почта», «Одной поэтессе» написаны в эти годы. Изучает английскую поэзию. Несколько стихотворений Иосифа Бродского было опубликовано в коношской районной газете «Призыв».

Через полтора года наказание было отменено под давлением мировой общественности (в частности, после обращения к советскому правительству Жана-Поля Сартра и ряда других зарубежных писателей). В сентябре 1965 года Бродский по рекомендации Чуковского и Бориса Вахтина был принят в профгруппу писателей при Ленинградском отделении Союза писателей СССР, что позволило в дальнейшем избежать обвинения в тунеядстве. Бродский начинает работать как профессиональный переводчик по договору с рядом издательств.

В 1965 году большая подборка стихов Бродского и стенограмма суда были опубликованы в альманахе «Воздушные пути-IV» (Нью-Йорк). В своих интервью Бродский противился навязываемому ему — особенно американской интеллигенцией — образу борца с Советской властью. Он делал утверждения вроде: «Мне повезло во всех отношениях. Другим людям доставалось гораздо больше, приходилось гораздо тяжелее, чем мне».

12 мая 1972 года Бродского вызвали в ОВИР ленинградской милиции и поставили перед выбором: эмиграция или тюрьмы и психбольницы. 4 июня Иосиф Бродский был вынужден покинуть родину. Он уезжает в США, где получает признание и нормальные условия для литературной работы. Бродский начал работать в должности приглашённого профессора на кафедре славистики Мичиганского университета в г. Энн-Арбор: преподавал историю русской литературы, русской поэзии XX века, теорию стиха. В 1981 году переехал в Нью-Йорк. Не окончивший даже школы Бродский работал в общей сложности в шести американских и британских университетах, в том числе в Колумбийском и в Нью-Йоркском.

На Западе, вышло восемь стихотворных книг Бродского на русском языке: «Стихотворения и поэмы» (1965); «Остановка в пустыне» (1970); «В Англии» (1977); «Конец прекрасной эпохи» (1977); «Часть речи» (1977); «Римские элегии» (1982); «Новые стансы к Августе» (1983); «Урания» (1987); драма «Мрамор» (на русском языке, 1984). Бродский получил широкое признание в научных и литературных кругах США и Великобритании, удостоен Ордена Почётного легиона во Франции. Занимался литературными переводами на русский (в частности, перевёл пьесу Тома Стоппарда «Розенкранц и Гильденстерн мертвы») и на английский — стихи Набокова.

В 1990 году Бродский женился на русско-итальянской переводчице Марии Соццани. С их общей дочерью он говорил по-английски.

Умер Иосиф Бродский от инфарктa в ночь на 28 января 1996 года в Нью-Йорке. Похоронен в одном из любимейших городов — Венеции — на кладбище острова Сан-Микеле.

На стихи И. А. Бродского писали песни Евгений Клячкин, Александр Мирзаян, Александр Васильев, Светлана Сурганова, Диана Арбенина, Петр Мамонов и другие авторы.

Fondamenta degli incurabili (Набережная Неисцелимых). fb2
Демократия! . fb2
Из книги эссе. fb2
Избранное. fb2
Интервью Иосифа Бродского. fb2
Как читать книгу. fb2
Коллекционный экземпляр. fb2
Конец прекрасной эпохи. fb2
Меньше единицы. fb2
Мрамор. fb2
На стороне Кавафиса. fb2
Напутствие. fb2
Нобелевская лекция. fb2
Новые стансы к Августе. fb2
О Достоевском. fb2
Об одном стихотворении. fb2
Остановка в пустыне. fb2
Пейзаж с наводнением. fb2
Полторы комнаты. fb2
Посвящается позвоночнику. fb2
Послесловие к "Котловану" А Платонова. fb2
Похвала скуке. fb2
Похороны Бобо. fb2
Поэт и проза. fb2
Проза и эссе. fb2
Путеводитель по переименованному городу. fb2
Путешествие в Стамбул. fb2
Собрание сочинений. fb2
Сочинения Иосифа Бродского. Том VI. fb2
Сочинения Иосифа Бродского. Том VII. fb2
Стихи (2). fb2
Стихи (3). fb2
Стихи (4). fb2
Стихи. fb2
Стихотворения и поэмы. fb2
Трофейное. fb2
Урания. fb2
Часть речи. fb2
Шествие. fb2

Будущий поэт родился в Ленинграде, который предпочؑА۠именовать Петербургом. В эссе «Меньше, чем единицы» Бродский посвящает много страниц описанию послеблокадного Ленинграда. По этим портикам и фасадам, и классическим, и эклектическим, и модернистским, он изучил историю культуры гораздо лучше, чем впоследствии по книгам. Но, не скрывает Бродский, на подмостках прекрасного города-музея шла жизнь, давящая людей своей централизацией, милитаризацией. Основной добродетелью граждан, в том числе школьников, считалось послушание. Школа дала Бродскому первые назойливо-бездарные уроки идеологии. В возрасте 15 лет будущий поэт бросает школу и занимается в дальнейшем самообразованием. Он считал, что с 8-го класса нужно начинать узкую специализацию, так как у молодого человека острый ум и прекрасная память, но ему приходится отводить время под изучение дисциплин, которые ему никогда больше не понадобятся.

Бродский выучил основательно два иностранных языка - английский и польский, впоследствии занимался переводами с них. Изучает философию, в том числе религиозную и метафизическую, конечно, нелегально. Безусловно, он занимается литературой, как официальной, так и неофициальной.

Бродский относит себя к поколению 1956 года, но не к «детям XX съезда», а к тем молодым людям, перелом в сознании которых осуществился под влиянием подавления «Будапештской осени» войсками ОВД. Многие мыслящие люди перестали верить советской пропаганде. Это было первым толчком к появлению диссидентских настроений. Одни уходили в легальную оппозицию, другие, как и Бродский, гораздо резче отрицали существующий порядок вещей.

В текстах Бродского с этого времени центральное место занимают глобальные категории. Писать он начинает в 16 лет и формируется как поэт в среде стихотворцев, начинающих свою деятельность в журнале «Синтаксис» (1958). Бродский читает свои стихотворения в кругу друзей, знакомых. Дарование поэта оценила Ахматова, дорогу в дом которой молодому поэту открыл его старший товарищ Евгений Рейн.

Несмотря на неофициальное признание, официальная публикация в СССР Бродского не ждала. С 16 лет он находится под надзором КГБ. Он четырежды арестовывается и в 1964 по надуманному обвинению подвергается психиатрическому обследованию, а затем по обвинению в тунеядстве получает 5 лет ссылки. Из-за протеста общественности (Ахматова, Шостакович) ссылка была сокращена до полутора лет. В ссылке он находился в 1964-1965 в деревне Норенской Архангельской области, где должен был заниматься принудительным трудом. Власть просчиталась, так как наградила Бродского ореолом мученика за интеллектуальную свободу. Отныне всё, что выходило из-под его пера, привлекало широкий общественный интерес. В 1965 выходит в США сборник «Стихотворения и поэмы», а в 1970 второй сборник «Остановка в пустыне». Общий объём написанного Бродским в 1956 - 1972 составил 4 тома машинописи.

Бродский подвергался преследованиям, хотя нельзя сказать, что политическая тематика занимала в его произведениях заметное место. Его поэзия носит интеллектулаьно-философский характер, однако трактовка вечных тем у него резко отличалась от принятой в литературе социалистического реализма, так как Бродский заявил о себе как поэт-экзистенциалист, возрождающий традиции модернизма, искусственно оборванные в период тоталитаризма, и своеобразно скрещивающий их с традициями до-постмодернистской классики. Бродский как бы синтезировал на модернистской платформе открытия различных художественных систем прошлого, так что его художественную ориентацию часто определают как неомодернизм.

«В поэзии молодого Бродского прорвалась тема экзистенциального отчаяния, - пишет Виктор Ерофеев, - захватывающая попутно темы расставания, разлук и потерь». В этой поэзии была ощутима некая вневременность, отрешённость, отсутствовал присущий творчеству шестидесятников исторический оптимизм. Напротив, оно очень пессимистично, проступают драматические и трагедийные ноты, иногда смягчённые иронией. Но и этот трагизм выступает не открыто, не форсированно, а как будто из подтекста, словно помимо воли автора, отнюдь не склонного демонстрировать свои душевные раны, очень сдержанного в выражении поэтических чувств и предпочитающего бесстрастный тон. На Бродского в этом плане очень большое влияние оказала англо-американская поэзия и прежде всего Т. С. Элиот. Бродский отмечал влияние, оказанное на него самим английским языком, по природе своей более холодным, нейтральным, отстранённым, выражающим рациональное, нежели эмоциональное, языком, в котором проявились черты английского национального характера. Бродский вносит в русский литературный язык, который в смысле выражения эмоционального и рационального занимает промежуточное положение, элементы англизированности - сдержанности, отстранённости. Он часто конструирует свои тексты по синтаксическим моделям не русского, а английского языка. Всё это вместе взятое придавало русскому языку новое качество. Бродский расширил возможности поэтического творчества за счёт ещё более глубинного подтекста, чем у Ахматовой, виртуозного пользования деталями. Бродский, как модернист, напоминал о многозначной природе поэтического слова, оказывающегося у него точкой пересечения многих смыслов.

Бродский ориентировался на прозаизацию поэтической речи. Во второй половине века поэзия ведущих западных литератур перешла к верлибру. Бесстрастно-отстранённый стиль был очень тесно слит с особенностями личности, он не был искусственной прививкой для Бродского и способствовал выявлению особенностей его мировосприятия. Бродский прежде всего поэт мысли. Рациональное начало в его личности и поэзии доминирует над эмоциональным. Не случайно, что большинство произведений Бродского - размышления о бытии и небытии, о пространстве и времени, о культуре и цивилизации. Повышенное внимание к вечным темам отражало стремление вырваться из ограниченного круга культурной жизни, в которую был замкнут рядовой советский человек. У Бродского значительны античный и библейский культурные пласты. Бродский акцентирует не слияние со своим временем, а размежевание. «Я памятник себе воздвиг иной // К постыдному столетию спиной».

Произведения Бродского отличает обязательная связь единичного и всеобщего. Сквозь конкретные формы времени проступает вневременное, бытийное, вечное. Интонацию Бродского нельзя спутать с чьей-либо ещё. В ней проступают устоявшийся скепсис, ирония, меланхолия как привычная тоска. Свою душевную муку Бродский прячет, он сдержанно-невозмутим, гордо-презрителен и даже насмешлив. Подчас этому служит гаерский тон, играющий роль маски: «Греческий принцип маски нынче снова в ходу».

Произведения первого периода отразили нонконформизм личности, готовой отстаивать своё «я» до конца, ищущей жизненное предназначение на путях экзистенциализма, своеобразно понятого стоицизма. По экзистенциализму, главное определение бытия - его незамкнутость, открытость к трансценденции. Трансценденция - выход за пределы, в философии экзистенциализма под трансцендированием понимается выход за пределы своего «я» в сферу чистого духа. Этот выход считается спасительным, ибо, приходя в мир, человек становится жертвой объективации и начинает осознавать свою жизнь бессмысленной. Как фактор, позволяющий вырваться из мира объективации, где господствует необходимость, и рассматривается экзистенцирование посредством трансцендирования.

Стремясь духовно осободиться от тисков тоталитаризма, Бродский всё более и более проникается экзистенциалистским мироощущением. На вопрос журналиста, что повлияло на становление его характера: «Когда мне было 22 или 23 года, у меня появилось ощущение, что в меня вселилось нечто иное и что меня не интересует окружение... в лучшем случае как трамплин...» Иллюстрация тенденции ко всё большей автономии. «Рано или поздно наступает момент, когда на вас земное притяжение перестаёт действовать». Внутренняя жизнь поэта, в которой преобладает трансцендирование, заслонила внешнюю жизнь. Физически будучи в мире земном, большую часть времени Бродский проводил в царстве чистого духа. Преследуемый властью, Бродский как поэт и личность превращается постепенно в самодостаточную замкнутую систему. Отчуждение от мира, как показал исследователь Лурье, было для Бродского единственным вариантом обретения духовной свободы. «Преувеличен внутренний наш мир, а внешний, соответственно, уменьшен» - доносит властям слова автобиографического героя его сосед по психиатрической лечебнице в поэме «Горюнов и Горчаков».

Постепенно внешний мир (под влиянием ссылки) у Бродского стал олицетворяться образом пустыни. Пустыня в произведениях Бродского - метафора пустой, бессмысленной жизни, которую поэт приравнивает к духовному небытию. Это жизнь массовых людей тоталитарного общества, которая у человека мыслящего вызывает неизбывное одиночество. Пейзаж пустыни у Бродского не случайно абсолютно без людей. Начиная с поэмы «Исаак и Авраам» пейзаж пустыни оказывается и бесплодным. «Холмы, холмы, нельзя их счесть, измерить...» Такова реакция Бродского на постепенное свёртывание оттепели. Бродский показывает, что идущий по пустыне проваливается в песок, стоит на месте и может даже погибнуть.

«Без компаса прокладывая путь, // Я пользуюсь альтиметром гордыни» - «Зимняя почта». Лирический герой - путешественник по огромной местности без всяких ориентиров, где человек, чтобы не погубить себя как личность, должен слушаться исключительно разума и нравственного чувства. Путешествие сквозь пространство служит метафорой жизненного пути - пути человека сквозь время. «Назидание» (1987) - жизненный путь уподобляется подъёму по горным тропам и кручам Азии. Это очень тяжёлый путь, но главное - если даже достигнешь вершины, важно, чтобы не началось головокружение.

Через всё «Назидание» проходит мотив недоверия к миру, где спящего могут зарубить, а голодного и раздетого выбросить на мороз. Всё это варианты расправ над человеком, выбравшим в жизни собственный путь. В таком мире полностью надеяться можно только на самого себя. Но это и реальная возможность выжить и состояться. Отсюда характерный для Бродского культ индивидуализма. Бродский стремится лишить это понятие негативного ореола и воспользоваться индивидуальностью как противовесом «охлосу» - коллективу, основе массового общества. Иногда Бродскому даже будущее видится как империя масс. «Будущее черно, // но от людей, а не // потому, что оно // чёрным кажется мне». Такое будущее запрограммировано на исчезновение индивидуальности. Своё творчество Бродский характеризует как «арию меньшинства». «Идея об экзистенциальной уникальности каждого заменяется идеей личной автономии». Индивидуализм Бродского можно рассматривать как синоним принципа личности как верховной ценности общества. Этот принцип, показывает Бродский в эссе «Путешествие в Стамбул», чуждо традиции Востока, воспринятой и в СССР. Убедившись, как жестоко расправляется власть и масса с теми, кто отличаается от них, Бродский изображает себя в «Новых стансах к Августе» человеком, у которого душа пропорота насквозь. В стихотворении «Разговор с небожителем» существование в условиях тоталитарного общества Бродский сравнивает с ежедневной бесконечной Голгофой. Речь, конечно, о Голгофе нравственной. Лирический герой уподобляется мученику. Сама жизнь - прежде всего боль, а человек - «испытатель боли».

Бродский изображает последствия своей травмированности всеми нормами, регламентирующими существование тоталитарного государства и обнажившимися в период послеоттепельного двадцатилетия. «Началось отстранение от самого себя... По тем временам это было нечто вроде self-defence». Бродский приходит к самоотстранению как своеобразному наркозу. Отсюда и в творчестве Бродского появляются отстранение и самоотстранение: «Я от себя хочу отгородиться». На свои страдания поэт начинает смотреть, как некий исследователь, со стороны. Это взгляд сначала на себя в зеркало, и вместе, отдаляясь от себя в сторону, поэт отстраняется и от источника боли. Со временем это самоотстранение становится привычной литературной особенностью Бродского. «Мексиканский дивертисмент»: «Так при этом взираешь на себя - ниоткуда».

Иногда Бродский смотрит на себя с очень высокой и очень отдалённой точки зрения, например, глазами ангела («Разговор...»). Это идеальная, предельно объективная точка зрения. Самоотстранения Бродскому недостаточно. Между собой и жизнью он помещает феномен смерти. Трагедия конечности бытия в восприятии Бродского затмевает все переживаемые им драмы. Перенести разрыв с любимой, расставание с родиной ему помогает сознание того, что каждого ждёт разлука с миром. Больший ужас перекрывает меньший, в какой-то степени нейтрализует его и помогает его вынести. Смерть как неотъемлемый компонент бытия занимает значительное место в произведениях Бродского. Для раннего периода его творчества характерен эпитет «чёрный». Бродский наделяет смерть прозаическим обликом. Само время, по Бродскому, создано смертью. «Человек есть конец самого себя и вдаётся во время». Сквозь призму конечности, смертности оценивает поэт и сам феномен жизни. «Жизнь - только разговор перед лицом молчания». Обычный пейзаж под рукой Бродского может перерасти в его философские размышления, в которых будет представлен и компонент смерти. Поэт подчёркивает, что душа, измученная переживаниями, как бы истончается. Восприятие жизни как движения к смерти накладывает на стихотворения Бродского оттенок меланхолии и некоторой отстранённости от повседневного. Бродский стремится взглянуть за край и предположить, что ждёт нас после смерти. Поначалу поэт ещё допускает возможность существования жизни за гробом. «Письмо в бутылке» (1965): «Когда на скромном своём корабле... отправлюсь в великое может быть». Есть у него и чисто символистские представления о жизни как сне во сне, а смерти - как воскрешении в царстве ином. Постепенно Бродский начинает подвергать рационалистическому осмыслению и истолкованию известные религиозные и философские концепции.

«Памяти Т. Б.»: «Ты первой ушла в ту страну... где все - мудрецы, придурки - все на одно лицо». Следовательно, и узнавание, и встреча за гробом невозможны. Описание загробного мира бесчисленных двойников не может не заставить содрогнуться.

Ад и рай трактуются у Бродского не в традиционном ключе. Ад - совокупность тех мучений и тягот, которые могут выпасть на долю человека в самой жизни. Образ рая с ходом времени эволюционирует в сторону всё более критичного восприятия религиозной модели вечной жизни. Первоначально это библейская идиллия: «Авраам и Исаак» - воссоздаётся идеальный пейзаж, в котором героям является бог в образе небесного куста.

«Колыбельная Трескового мыса» - сверхкритическая оценка рая как места бессилия и тупика, ибо в раю, как он представлен в основных мифологиях, отсутствует всякое развитие и творчество, а если поэт не может заниматься творчеством, то какой же это для него рай? Этот главный дефект райской утопии обесценивает её в глазах поэта, выявляет её ущербность. Найман характеризует Бродского как «поэта без рая».

Бродский даёт собственную идеальную модель бытия, которая, по его представлению, лучше рая. Важнейшие признаки - безграничность, одухотворённость, совершенство, творческая активность как основная форма жизнедеятельности, не имеющая пределов устремлённость ввысь. Этот мир иной существует в сознании поэта и является для него более важным, чем мир земной. Образные обозначения - метафоры звезды, «той страны», «там». Поэт чувствует себя подданным «той страны». В стихотворении «Сонет» (1962) лирический герой живёт одновременно в реальном и идеальном. Реальный мир характеризуется тюремной метафористикой, а идеальный мир - мир сладостно-возвышенной грёзы. Туда, в высшее измерение, и стремится душа лирического героя:

А я опять задумчиво бреду

с допроса на допрос по коридору

в ту дальнюю страну, где больше нет

ни января, ни февраля, ни марта.

Герой выходит за границы своего «я» в сферу чистого духа. Устремлённость в мир иной, когда творческое воображение сливается с трансценденцией, в образном плане воссоздаёт «Большая элегия Джону Донну». Если вспомнить слова Бродского, что литературное посвящение - это и автопортрет пишущего, то следует признать: описание надмирного полёта души Джона Донна одновременно изображает и запредельный полёт души автора произведения:

Ты птицей был и видел свой народ

повсюду, весь, взлетал над скатом крыши.

Ты видел все моря, весь дальний край.

И Ад ты зрел - в себе, а после - в яви.

Ты видел также явно светлый Рай

в печальнейшей - из всех страстей - оправе.

Ты видел: жизнь, она как остров твой.

И с Океаном этим ты встречался:

со всех сторон лишь тьма, лишь тьма и вой.

Ты Бога облетел и вспять помчался.

Пространство стихотворения - это пространство культуры, духовности. И здесь сквозь века один поэт слышит другого поэта, в чьей муке узнаёт собственную. Сближает одного и другого оплакивание смертного удела человека. Если, по Донну, земная жизнь - ад, то Бродский уподобляет её уже идущему страшному суду, который люди умудряются проспать. Мотив беспробудного сна, которым охвачено буквально всё на земле, - сквозной. Не случайно даже живые в авторском описании не отличаются от мёртвых. Спят и добро и зло, и бог уснул - всё спит, и над землёй идёт снегопад, покрывающий землю как будто белым саваном. Единственное существо, которое, по мысли Бродского, в это время не спит, - поэт (Джон Донн), чья цель - создать идеальный мир, более прекрасный, чем все когда-либо придуманные. Пока на земле пишутся стихи, подчёркивает Бродский, жизни не суждено прекратиться.

Ощущение своего пребывания на большой высоте, в мире чистого духа, даёт большой подъём лирическому герою, это самая сладостная форма отстранения, к которой прибегает в жизни и творчестве Бродский. Мир иной - реальность его сознания. Нигде он не пишет, что, может быть, попадёт в него после смерти. Со временем в стихах утверждается безыллюзорный взгляд на вещи («Похороны богов», «Песня невинности, она же опыта»). В последнем случае Бродский использует форму хора, предоставляя слово «невинным» и «опытным» массовым людям, то есть оптимистам и пессимистам. Безмятежный взгляд первых на будущее, по Бродскому, граничит с идиотизмом, взгляд других - с нигилизмом и смертью духа. Роднит тех и других потребительское отношение к миру.

1: «Соловей будет петь нам в зелёной чаще, // мы не будем думать о смерти чаще, // чем вороны в виду огородных пугал».

2: «Пустота вероятней и хуже ада, // мы не знаем, кому рассказать, не надо».

Обе точки зрения, по Бродскому, анормальны. Преобладает ирония к тем, кто не попытался создать ничего, что бы пережило их самих.

Личность, оставляющая после себя не пустоту, а культурное достояние - эта проблема появляется в стихах на смерть Томаса Стернза Элиота. Стихотворение начинается как скорбный реквием, а заканчивается торжественным апофеозом человеку, который сделал так много для двух культур. Две родины изображаются у Бродского в виде окаменевших от горя надгробий, которые стоят по сторонам могилы.

Ты ушёл к другим, но мы

называем царством тьмы

По Бродскому, Элиот ушёл в мир культуры, которая продолжает существовать и после его физической смерти. Душа поэта избегает тления.

Бродский «примеривает» и собственную смерть. Этот опыт рождает понимание того, что смерть преодолима символическим бессмертием духа. Бессмертие для Бродского - оправдание жизни. Если ты остался, значит, ты что-то очень важное и ценное создал. Средство достижения бессмертия - поэзия. «Происходит странная метаморфоза... и остаётся от человека лишь часть - часть речи». «Розно с вами мы пойдём» (обращение к стихам). В стихи свои Бродский вкладывал всё лучшее, чем обладал:

Вы и краше и добрей. Вы твёрже

тела моего. Вы проще

горьких моих дум - что тоже

много вам придаст сил, мощи.

Получается, что основы своего бессмертия любой человек закладывает ещё на земле, если он проживает полноценную творческую жизнь, он в какой-то форме готовит собственное бессмертие. Категории жизни и смерти для Бродского, как и для Цветаевой, оказываются лишены традиционного значения: это различные формы бессмертия.

Право, чем гуще россыпь

чёрного на листе,

тем безразличней особь

к прошлому, к пустоте

в будущем. Их соседство,

мало проча добра,

лишь ускоряет бегство

по бумаге пера.

Самым важным считает Бродский создание из временного, преходящего - вневременных ценностей. У зрелого Бродского психология сына вечности. Он смотрит на себя в том числе и из будущего. Будущее - тоже зеркало, которое не лжёт. Для Бродского взгляд на себя из далёкого будущего принципиально важен. «В те времена в стране зубных врачей я жил» (о первом периоде эмиграции). Речь идёт о дне сегодняшнем, а используется форма прошедшего времени, как будто для поэта это минувшее. «Они {ангелы} наслаждаются драмой из жизни кукол, чем мы и были, собственно, в наше время».

Такой взгляд позволяет трезво оценивать не только самого себя, но и современный мир и свой век. Зоркость поэта демонстрируют антитоталитарные стихотворения конца 1960-х - начала 1970-х годов. Они показывают в лирическом герое человека, опередившего своё время и обладающего смелостью обнародовать свои мнения. Это тексты так называемого «римского цикла» - «Anno Domini», «Post aetatem nostram», «Письма римскому другу», в которых, посредством сближения порядков, господствовавших в Риме, с теми, которые господствуют в Советском Союзе, Бродский обнажает имперский характер политики СССР. Рим - метафора СССР, берущая корни в идее России как третьего Рима. Себя Бродский сознаёт римлянином, то есть, не в последнюю очередь, стоиком и патрицием духа. Своего рода диптих образут стихотворения «Anno Domini» и «Post aetatem nostram». («Наша эра» и «После нашей эры».) Указание на иносказательный характер: Бродский хочет сказать, что Советский Союз вернулся к дохристианским временам и отбросил ценности, созданные человечеством под влиянием христианства.

Важнейшая черта этих текстов - двуплановость, когда сквозь образ имперского Рима проступает современная жизнь. Смысл истории - в существе структур, а не в декоруме, подчёркивает Бродский. Он пишет от лица древнеримского поэта эпохи «серебряной латыни» и воссоздаёт празднование рождества в одной из провинций. Отдельные картины выписаны как бы живописцем. Произведение, вообще-то ничего не критикующее, проникнуто страшной тоской стеклянно-пустых глаз черни и подобострастных глаз пресмыкающейся перед наместником элиты.

Гораздо более критичен Бродский в «Post aetatem nostram», где описывает имперские ритуалы, символизирующие подобострастие, готовность на предательство. Сттоль же иронически изображается энтузиазм масс, радостно приветствующих своего деспота. Много тоскливого в этом произведении. Бродский опровергает миф о движении вперёд и пользуется метафорой триремы, застрявшей в канаве. Появляется мотив остановившейся в своём движении жизни, который развивается и в других текстах («Конец прекрасной эпохи»), где Бродский уже отказывается от римского антуража. Пороки системы представлены наглядно, в обобщённых аллегорических образах, поэт даёт групповой портрет нравственных монстров и уродов и аллегорически изображает Советский Союз как страну дураков.

В 1972 году Бродский завершил «Письма римскому другу». Это программа духовного выживания для тех, кто не повредился в рассудке и сохранил здравый ум и чувство человеческого достоинства. Бродский использует литературную маску древнеримского поэта Марциала, прославившегося сатирической едкостью и отточенным лаконизмом своих эпиграмм. У Марциала возник конфликт с властью, и на старости лет он вернулся в захолустье, избрав образ жизни частного лица, предпочитающего безвестность унижению. Маска человека немолодого, умудрённого, избранная 32-летним Бродским, является одним из средств самоотстранения. В самом деле, накопленные за жизнь этико-философские наблюдения Бродского отливаются здесь в форму сентенций, замечаний. Автор использует эпистолярную форму, что позволяет скрепить разноплановый материал в единое целое. Трезво-скептический взгляд на вещи не отменяет благодарного отношения к тому, что делает жизнь прекрасной. Любовный взгляд героя обращён на море, горы, деревья, книгу Плиния Старшего. Понимание высочайшей ценности жизни пронизывает всё произведение.

Бродский предаётся ироническому философствованию, задавая своим друзьям, к которым адресуется от лица Марциала. Чувствуется, его не очень сильно беспокоит, что происходит в столице, так как ему известно, каковы тираны и их подобострастные прислужники. На самом деле героя стихотворения волнует больше всего вопрос о стоящей на пороге смерти. Вначале эти рассуждения возникают в рассказе о посещении кладбища. Герой пытается представить, что будет в мире после того, как он умрёт? Всё останется на своих местах, горы, море и деревья, и даже книга. Бродский выявляет трагедийную подоплёку человеческого бытия, вне зависимости от того, где живёт человек и кто он. Чувство всечеловеческой солидарности, основанной на осознании общности трагедии, под которой существует человек, должно, по мысли поэта, способствовать прогрессу на земле. Пока же такого единения не произошло, поэт учит, как жить в условиях несвободы.

Наряду с образом римлянина-стоика, появляется и образ грека. Первоначально это Тезей («К Ликомеду на Скирос»), вступивший в борьбу с Минотавром. Далее - образ грека, который,живя в Римской империи, не желает быть ни дураком, ни стоиком. Появляется мотив бегства.

В 1972 году Бродский был вызван в ОВИР и там ему было объявлено, что либо он уедет на запад, либо его отошлют на восток. Бродский воспринимался как неформальный лидер запрещённой литературы. Все документы на отъезд были оформлены за три дня, значит, акция была спланирована заранее. (Как и других оппозиционных авторов, Бродского выслали.)

В первой опубликованной за границей статье («Оглянись без гнева») Бродский, по его же собственным словам, отказывается мазать дёгтем ворота родины. Он говорит, что не только много плохого пережил в своей стране, но и много хорошего: любовь, дружба, открытия в области искусства. У него негативное отношение к режиму, а не отечеству. Бродский сравнивает положение неофициального, самостоятельно мыслящего художника в СССР и на западе и приходит к выводу, что они пытаются оба прошибить стену. В СССР стена отзывается таким образом, что причиняет опасность жизни художника. Здесь, на Западе, показывает Бродский, стена не реагирует вообще, что очень болезненно сказывается на психике творца. «Скажу правду, не знаю, что хуже». Бродскому заново нужно завоевать чужую и не слишком заинтересованную в поэзии аудиторию. Чтобы хорошо писать, подчёркивал Бродский, надо великолепно знать язык, на котором пишешь. В эмиграции прекращается подпитка языковой стихии, человек, который отрывается от страны, рискует стать старомодным.

В дальнейшем роль улицы у Бродского стали играть другие приехавшие из России эмигранты. «Раньше в Петербурге я половину из них и на порог бы не пустил». Теперь он стал общаться с приезжими только для того, чтобы улавливать особенности их языка.

Для писателя, согласно Бродскому, возможна только одна форма патриотизма - его отношение к языку. Создатель скверной литературы в этом смысле - предатель, а настоящий поэт - патриот. Статья Бродского завершается утверждением, что, меняя одно место на другое, человек меняет один тип трагедии на другой.

За границей, по приглашению Карла Проффера, Бродский поселяется в Анн-Арборе, совершенствуется в английском языке и работает в должности поэта при Мичиганском университете. Содержать эту должность могли себе позволить только самые богатые университеты мира («ни одна страна не глупа настолько, чтобы не выращивать собственную культурную элиту, и в некоторых университетах США есть такая должность»). Поэт раз в неделю встречается со студентами и общается с ними в очень свободной форме. Он читает им свои стихи, старые либо новые, стихи других поэтов, которых студенты недостаточно знают, читать лекции о литературе, русской или американской, или просто общаться. Обычно приглашаются на такую должность очень значительные фигуры, позволяющие расти личности студента. Русский язык остаётся у Бродского основным, однако со временем он настолько усовершенствовал свой английский язык, что смог писать по-английски. Он стал русско-американским автором. На английском языке преобладает проза, эссеистика, статьи. Русский он сохраняет для поэзии. Это теперь главное средство самоидентификации, и теперь уже русский язык в англоязычном сообществе играет для Бродского роль остраняющего средства.

Самыми болезненными были первые годы. Бродский этих лет напоминает растение, которое ушло корнями в землю, а его вырвали и пересадили на другую почву, и непонятно, приживётся ли оно. Внешне благополучное течение жизни поэта резко контрастирует с состоянием эмоционально-психологической комы, которое впервые в мировой литературе воссоздал Бродский. Выражаясь метафорически, поэт чувствует себя как бы мёртвым. В стихотворении «1972»: «Это не разум, а кровь всего лишь». Поэт уподобляет себя тени, которая осталась от человека. Эмиграция несла с собой не только свободу, но и разрыв всех привычных связей. Всё, что было дорого для человека, было у него отнято. У Бродского возникло ощущение зависания в пустоте, и это потрясение было настолько непомерным, что вело к временному параличу души. Ближе всего к случившемуся с Бродским подошёл Лурье, который говорил, что поэзия эмигранта Бродского - записки человека, который совершил самоубийство. Скоропанова считает, что корректнее говорить об убийстве. «Сильная боль, на этом убив, на том продолжается свете». Поэт оглушён, убит, ничего не чувствует, это высшая степень страданий, когда человек страдает настолько, что теряет возможность эмоционально это выражать. Самоотчуждение, использование метафористики со значением неподвижности, мертвенности, когда Бродский смотрит на себя со стороны и только фиксирует передвижения в пространстве. Нередко он пишет о себе в третьем лице, как в стихотворении «Лагуна»: «Постоялец, несущий в кармане граппу, совершенно никто, человек, как все, потерявший память, отчизну...» Переутомление от нервного шока. Бродский отделяет собственное тело от души и делает его самостоятельным персонажем: «Тело в плаще обживает сферы, где у Любови, Надежды, Веры нет будущего». Это не тот человек, который был в молодости, это перестрадавший и продолжающий болезненно осознавать себя поэт. Не случайно в одном из стихотворений лирический герой смотрит в зеркало и видит одежду, но не лицо.

Бродский часто использует метафористику развалин, руин, обломков. Храм его души и сравнивается с развалинами, осколками. Страдания сравниваются то ли с контузией при бомбардировке, то ли с лучевой болезнью. Иногда своё лицо Бродский уподобляет развалине. Все, кто его знал, отмечают, что Бродский очень быстро состарился. Отсюда же проистекает большое место серого цвета в творчестве Бродского 1970-х годов. Серая окраска имеет антиэстетический статус. Кроме того, в произведения Бродского проникает мотив стужи, оледенения, ему как будто всегда холодно. Мотив холода органически переплетается с мотивом одиночества, которому в эмигрантском творчестве Бродского принадлежит исключительное место: в сборниках «Часть речи» (1975-76), «Осенний крик ястреба» (1976-83), «К Урании» (1984-87), «Жизнь в рассеянном свете» (1985-86). Где бы ни был показан лирический герой, он всегда один. Не с кем разделить «ломоть отрезанный стихотворенья». Если в России был отклик на его стихи (Лимонов вспоминает, как в Харькове студенты учили наизусть Бродского за ночь, чтобы у них не обнаружили тексты), то за границей - тотальная отчуждённость. Появляется у Бродского и «совершенно секретная» мысль о смерти, о самоубийстве, настолько тяжёлым было его морально-психологическое состояние. В «Барбизон Террас» описывается приезд поэта в небольшой американский город. Он заселяется в отель, раскладывает вещи и вдруг, внезапно обессилев, взглядом ищет крюк люстры. Адекватом того психологического вакуума, в котором себя ощущает поэт, становится пустота. Такую трансформацию в позднем творчестве претерпевает образ пустыни. «Речь моя обращена... в ту пустоту, чьи края - края обширной пустыни». Пустота - и метафора жизни в США. Поэт вовсе не идеализирует эту жизнь и изображает США как империю обезличенных масок. Конечно, не такую же пустую жизнь, как советские люди, ведут американцы, они более обеспеченны, но и там «за сегодняшним днём стоит неподвижное завтра». Перемены вносит только смена времён года. О том, как он существует в этом вакууме, в этой бездуховной среде, Бродский рассказал во многих стихотворениях, в том числе «Квинтет» (1977):

Теперь представим себе абсолютную пустоту.

Место без времени. Собственно воздух. В ту

и в другую, и в третью сторону. Просто Мекка

воздуха. Кислород, водород. И в нём

мелко подергивается день за днём

одинокое веко.

У Бродского в результате переживаний появился нервный тик, о чём он пишет достаточно отстранённо, хотя это физическая реакция организма на боль души. Выражает переживания души Бродский косвенными средствами. Можно говорить о том достоинстве, с которым Бродский свою боль переносит. Однако в некоторых текстах, как в «Ниоткуда с любовью», боль вырывается наружу, и герой как бы криком кричит.

Настоящего облегчения не приносит Бродскому и перемена мест. Он побывал в нескольких десятках стран мира и создаёт как бы портреты многих крупных городов и стран. В своей совокупности они образуют образ современной урбанистической цивилизации, всё более унифицирующейся и космополитизирующейся (одинаковые аэропорты, гостиницы) и тем не менее несущей с собой отчуждение. Бродский замечает: «Мир сливается в длинную улицу, на которой живут другие». Характерно для произведения Бродского этого типа почти полное отсутствие в них человеческих фигур, если и появляется, то сам лирический герой. Преобладает изображение неживого: домов, асфальта, барж. Живое, если и появляется, нередко в изображении Бродского не отличается от мёртвого. Плохо и то, что люди по существу не отличаются друг от друга. В них не развита или убита индивидуальность. Может быть, по этой причине очень сильна некоммуникабельность.

«В одинокой комнате простыню комкает белая (смуглая) просто ню».

Выявляется неодухотворённость, неодушевлённость западного мира как его определяющая черта. Понятие пустоты получает в произведениях Бродского фундаментальное значение. «Наверно, после смерти пустота» (раньше) - а теперь пустота стала аналогом прижизненной смерти. Свою жизнь поэт соотносит с вечными категориями бытия. Течение времени, не имеющее начала и конца, было, есть и будет. Современность - только сгущение времени в объекты материального мира. Получается, что каждый человек, живя в современности, существует и в вечности, но не у каждого есть психология сына вечности. «Кентавры»: в каждом человеке две ипостаси, материальное и духовное, настоящее и будущее, жизнь и смерть. Определяющими, по мысли Бродского, для человека должны быть категории вечности. Человека Бродский сравнивает с солнцем, которое, даже погаснув, ещё миллионы лет будет посылать свои лучи в другие уголки вселенной.

По-своему преломляет Бродский положение философии Хайдеггера, основоположника экзистенциализма, сильно повлиявшего на мировую философию и литературу. Согласно философии Хайдеггера, сосредоточенность на будущем даёт личности подлинное существование, тогда как перевес настоящего приводит к тому, что мир вещей перевешивает для человека сознание его конечности. «Ничего на земле нет длиннее, чем жизнь после нас». Бродский хочет, чтобы человек представил своё существование в мировом процессе, выступал не как марионетка своего времени.

У Хайдеггера же Бродский воспринял представление о языке как доме бытия, который говорит нами через поэтов, являясь историческим горизонтом понимания. Поэзия владеет интуитивным и трансцендентальным способами познания. Зависимость поэта от языка, по Бродскому, абсолютная и в то же время раскрепощающая. «Язык обладает колоссальным центробежным потенциалом. Поэт есть средство существования языка. Ирония для безразличие, проявляемые поэзией к государству, часто к политике - это безразличие будущего, которое всегда представляет собой поэзия, к прошлому. «Философия государства, его этика, не говоря об эстетике, - всегда вчера». Посредством языка поэт творит категорию прекрасного, которое «не кусается, это слепок самосохранения с человеческого инстинкта». Свою жизнь Бродский посвящает созданию более совершенных форм бытия, прежде всего бытия духовного, чтобы не нарушался исторический процесс и не омассовлялась психика человека.

Из всего, чем Бродский владел, у него не был отнят только талант, умение создавать прекрасное. И за границей, в чужом месте, перед ним такой же лист бумаги. «Этот белый, пустой лист бумаги заполняется строками. Пустота побеждается творчеством». Вот формула, которую предлагает Бродский для борьбы с пустотой. Подлинное бытие теснит небытие, устремляясь в вечность. Творчество было единственной нитью, связывающей Бродского с реальностью, и именно творчество, как узнаём мы в стихотворении «Новая жизнь» (1988, после вручения Нобелевской премии), помогает ему избежать катастрофы. Бродский, тем не менее, оценивает себя и сделанное достаточно критично. По-видимому, творчество его не обладало такой силой, чтобы стереть всё зло с лица земли. Суд Бродского над самим собой гораздо строже чьего бы то ни было суда. Может быть, сам автор разочарован именно теми текстами, которые нам нравятся. Это неизбежно для мыслящего человека, предъявляющего к себе повышенные требования. В статье, посвящённой Достоевскому, Бродский отмечает, что всякое творчество начинается как стремление к самосовершенствованию, в идеале - к святости. Но на определённом этапе художник слова замечает, что перо его достигло большего успеха, чем его душа. И тогда он ставит задачей максимально сократить разрыв между творчеством и личность. Таким образом, на первый план выходит проблема нравственного самосовершенствования. «Над чем Вы сейчас работаете?» - «Работаю над собой».

С годами Бродский отчётливее осознаёт общественно-историческое значение того дела, которому посвятил себя. «В истории нашего вида книга - феномен антропологический... Книга является средством перемещения в пространстве опыта со скоростью переворачиваемой страницы. Перемещение это становится... бегством от общего знаменателя... в сторону личности, в сторону частности». Отсюда отношение Бродского к литературе как к высшей цели нашего вида, ибо она стимулирует превращение человека из общественного животного в личность. И владычеству безликой массы писатель противопоставляет «апофеоз частиц» свободных индивидуальностей, носителей полноты человеческих потенций. С большой силой выражена трагедия личности в эпоху массового тоталитарного строя. Вскрыта роль культуры и искусства как стимула саморазвития, самосозидания, самосовершенствования.

Пять книг стихов Бродского переведены на английский, изданы книги эссеистики. Исследователи отмечают, что круг читателей за рубежом не очень широк, но зато среди его читателей очень крупные и значительные фигуры мировой культуры. Действительно, со временем Бродский начинает восприниматься как самый крупный поэт России второй половины века.

Последние 17 лет Бродский живёт в Нью-Йорке, в Гринич-Вилидж, и каждую весну ведёт курс по литературе. Поэт женился и назвал дочь Анной-Мариной в честь Ахматовой и Цветаевой. На события крушения тоталитаризма в СССР Бродский откликнулся позитивно и сказал, что ему впервые не стыдно за бывшую родину. Вместе с тем фарс перестройки заставил его создать постмодернистский иронический текст по материалам советской печати «Перестройки».

Бродский стал основной фигурой поэзии третьей эмигрантской волны.

Надо сказать, что среди представителей русского зарубежья Бродский затмил не всех талантливых поэтов. Это Наум Коржавин, Юрий Тугановский, Бахыт Кенжеев, Дмитрий Бобышев, Лев Лосев. Среди них, как и среди поэтов метрополии, есть реалисты, модернисты, постмодернисты. В их творчестве самое большое место занимает архетип дома как архетип покинутой родины. Например, книга Наума Коржавина называется «Письмо в Москву». Поэт признаётся, что пишет не для западного читателя, не для зарубежного. Он мыслями и чувствами на своей бывшей родине, и всё то, что создаёт в годы эмиграции, воспринимает как письмо русскому читателю, надеется, что его тексты для чего-то понадобятся, помогут выстоять и сформироваться.

Тугановский называет свой цикл стихотворений «Посвящается родине». Тугановский был человеком глубоко религиозным, контактировал с Солженицыным и воспринял от него почвенническую идеологию. Будущее России он видит в почвенническом выражении. Каким бы оно ни было, Тугановский желает России счастья.

Бахыт Кенжеев («Осень в Америке») показывает, что любой писатель-эмигрант очень одинок. Кенжеев жил в Канаде уединённо. Он подчёркивает отчуждённость людей мира, доказывает, что это непреодолимо, а себя называет в связи с этим «братом мировой скорби». В одном из стихотворений он изображает себя человеком, сидящим в таверне, глядящим на океан, чьим спутником становится только тишина. Казалось бы, такой отрыв от родины, такое одиночество, - и жизнь должна казаться бессмысленной, но этого не происходит. Этот холод, эту пустоту он пытается согреть своим дыханием через стихи. Он уверен, что через творчество он наращивает пласт культуры, воздвигает некий нравственный барьер, который не позволит новому Каину убить нового Авеля. Для литературы русского зарубежья в целом характерны историко-культурные мотивы. Если родной дом далеко, то какой дом близко? Для многих эмигрантов таким домом стала русская культура. Многие апеллируют к ней. Иногда это приводит к деконструкции культурного интертекста. Так произошло в «Русских терцинах» Дмитрия Бобышева. Он говорит, что Блоку удалось увидеть, как русский народ «гульнул» (революция, гражданская война), но потом народ снова впал в рабство. «Увидим ли его в духовной силе?» Если даже многие в СССР обмануты пропагандой, показывает Бобышев, есть в России и праведники (отсылка к Солженицыну и пословице «Не стоит село без праведника»). Называя себя родным сыном России, Бобышев пытается сказать правду о двадцатом веке.

Постигает через классику своё время и поэт Лев Лосев. Он апеллирует к Пушкину. «Песнь Вещему Олегу» - новая версия истории, где Россия - родина не только русских, но и хазар, и татар, и всех прочих, которые с ходом времени обрусели. Продолжая Пушкина, поэт, чей лирический герой - хазар, говорит, что вещий Олег хоть и сбирается сжечь сёла и нивы, но, может, не стоило бы? В произведении «Маяковскому» Лосев частично цитирует на свой лад стихотворение «Рассказ литейщика Козырева». Опровергается представление о том, что будто бы у каждого человека в СССР отдельная квартира. Квартира, «в которой можно свободно заниматься любовью», - мечта советского человека. Только после того, как это осуществится, можно будет сказать, что советская страна - «подходящее место для жизни». С помощью классиков Лосев развенчивает мифы.

Произведения эмигрантов наращивали тот культурный слой, без которого подлинное обновление жизни невозможно. Они пришли к отечественному читателю в 1990-е годы.

Наряду с экзистенциальными формами модернизма, разрабатывается и авангардизм.

Мать поэта Мария Моисеевна была бухгалтером. Отец Александр Иванович - фотожурналист, причем довольно известный. Во время войны работал корреспондентом на флоте.

Мать Иосифа считала, что в школе, которая находится рядом с домом, учатся одни хулиганы, и отдала его в мужс-кую школу (тогда было раздельное обучение мальчиков и девочек) далеко от дома. Иосиф часто простужался и сидел дома. Его сосед Владимир Уфлянд, будущий поэт, вспоми-нал, что в десять лет Ося «осознал, что хочет стать поэтом, и дал себе клятву стать им». Иосиф окончил восьмилетнюю школу в 1955 г. и, в поисках себя, своего призвания, пошел работать на завод. «Я работаю с пятнадцати лет. Я имею про-фессии фрезеровщика, техника-геофизика, кочегара, матро-са, санитара, фотографа. Я работал в геологических партиях в Якутии, на Беломорском побережье, на Тянь-Шане, в Ка-захстане. Все это зафиксировано в моей трудовой книжке». В это же время изучил английский и польский языки.

Первые стихотворные опыты Бродского относятся к 1957 г. В начале 60-х годов он обратился к переводческой деятель-ности. Его внимание привлекли славянские и англоязыч-ные поэты. К концу 60-х годов его имя хорошо известно среди творческой молодежи Ленинграда и в неофициаль-ных литературных кругах.

В феврале 1964 г. Бродского арестовали. Против него было сфабриковано дело: он был обвинен в тунеядстве, что в те времена было уголовно наказуемым проступком. В резуль-тате он был сослан на пять лет в деревню Норенская Конош-ского района Архангельской области. На суде на вопрос. «Почему вы не работали?» 24-летний поэт ответил: «Я ра-ботал. Я писал стихи». - «Ответьте, почему вы не труди-лись?» - «Я трудился. Я писал стихи». - «А почему вы не учились этому в вузе?» - «Я думал это от бога». Извест-ная детская писательница Фрида Вигдорова тайком стеног-рафировала ход процесса, поскольку заседание было зак-рытым и пресса не была на него допущена.

В колхозе «Даниловский», куда был направлен ссыль-ный поэт, он сначала был рабочим, то есть выполнял самую разную неквалифицированную работу. Как вспоминала хо-зяйка, у которой он был постояльцем, «возил навоз, жерди для изгороди рубил...». Но по состоянию здоровья ему раз-решили переменить трудовую деятельность. И он стал разъездным фотографом. В это время (1965 г.) за рубежом без его ведома была выпущена его первая книга «Стихотво-рения и поэмы». К этому времени Бродский уже довольно известный поэт. За него вступились Анна Ахматова, С. Я. Маршак, Дмитрий Шостакович и многие другие личности, с мнением которых советское правительство не могло не считаться, тем более что дело Бродского получило мировую огласку. В 1965 г. решением Верховного суда срок высылки был сокращен. Под давлением международной культурной общественности Бродский был досрочно освобожден. Это произошло через полтора года.

Поэт вернулся в Ленинград. Однако само по себе это возвращение не означало окончание конфликта с власть пре-держащими. Поэт писал в стол, печатать его боялись. И, по замечательной русской традиции, опальный поэт занялся пе-реводами. За весь этот период вплоть до эмиграции кроме переводов Бродскому удалось напечатать лишь 4 стихотво-рения. Его творчество было известно в СССР только благо-даря самиздату. Жизнь поэта на родине с каждым днем ста-новилась все невыносимее. И 4 июня 1972 г. Бродский был вынужден покинуть Россию.

Бродский, как он выразился сам, «приземлился» в США, в Нью-Йорке. Профессор Бродский преподавал в Саутхедли историю русской и английской литературы. Стихи он писал по-русски. Примерно с 1973 г. начинает писать некото-рые статьи и эссе на английском языке. В 1987 г. Бродский получил Нобелевскую премию по литературе (он стал пятым российским лауреатом после Бунина, Пастернака, Шо-лохова и Солженицына). В июле 1989 г. Верховный суд РСФСР прекратил «дело» Бродского «за отсутствием в его действиях состава административного правонарушения». В декабре 1987 г. «Новый мир» впервые после 15-летней эмиг-рации И. Бродского опубликовал на родине подборку сти-хотворений уже всемирно известного поэта. И хлынула уже лавина изданий. Наконец в 1992 - 1994 гг. Пушкинским фондом, которому поэт передал исключительное право на публикацию своих произведений, было подготовлено Собра-ние сочинений в 4 томах (составитель В. Ф. Комаров, изда-тельство «Третья волна»). За рубежом сборники поэта на русском языке выходили с 1965 г. (в основном в США).

Живя за рубежом, поэт много путешествует по миру, чи-тает лекции в разных городах. Его впечатления находят свое отражение в стихах, путевых заметках, эссе.

Ахматова называла стихи Бродского волшебными. Сам поэт о поэтическом творчестве так сказал в своей нобелевс-кой речи: «Пишущий стихотворение пишет его прежде все-го потому, что стихосложение - колоссальный ускоритель сознания, мышления, мироощущения, испытав это ускорение единожды, человек уже не в состоянии отказаться от повто-рения этого опыта, он впадает в зависимость от этого про-цесса, как впадают в зависимость от наркотиков или алкого-ля. Человек, находящийся в подобной зависимости от языка, я полагаю, и называется поэтом».

Этот книга – часть электронного собрания сочинений И. Бродского, содержащая основной корпус стихотворений и поэм. Сюда не вошли (и включены в отдельные файлы): стихотворные переводы Бродского из разных авторов на рус. язык; неоконченная поэма «Столетняя война» с примечаниями Я. Гордина; переводы стихотворений Бродского на англ. язык (самим автором и другими переводчиками); стихотворения, изначально написанные Бродским на англ. языке, и их переводы на русский язык (не автором); неоконченная поэма «История XX века», написанная на английском языке и переведенная на русский Е. Финкелем. Представлены (насколько возможно) все опубликованные в бывшем СССР оригинальные стихотворные тексты Бродского. В собрание, возможно, пока не включены некоторые ранние стихи (до 1962?), которые автор позже не захотел публиковать (например, «Земля» и «Баллада о маленьком буксире»), а также неоконченные стихи, наброски, варианты и другие малоизвестные произведения (возможно, они будут еще опубликованы).Тексты подготовлены путем сверки и вычитки электронных текстов-источников, издавна находившихся в Сети (предположительно, это были ручные наборы с ранних публикаций или «самиздата»), и OCR по изданиям: «Сочинения Иосифа Бродского», далее «СИБ» (1-е изд. в 4 тт., ред. Г. Ф. Комаров, «Пушкинский фонд», С-Пб., 1994; 2-е изд., тт. 1 и 2, ред. Я. Гордин, 1998); по утвержденному Бродским сборнику «Часть речи» (сост. Э. Безносов, М., «Художественная Литература», 1990; далее «ЧР»); и по сборнику «Форма Времени» (сост. В. Уфлянд, «Эридан», Минск, 1992; далее ФВ). При разночтениях пунктуации и мелких исправлениях текста предпочтение отдается СИБ, с исправлениями по имеющимся томам 2-го издания; при значительных отличиях текста приводятся варианты по др. публикациям или по электронному тексту-исходнику (обозначенному как «неизвестный источник»).Порядок стихотворений следует хронологическому принципу СИБ: в пределах каждого месяца, сезона, года, десятилетия сперва идут точно датированные стихотворения в хронологическом порядке, затем датированные все более и более приближенно в алфавитном порядке, т.е. датированные месяцем, сезоном, годом, затем датированные неточно, условно или вовсе не датированные – также в алфавитном порядке. Датировка следует СИБ: <1990> означает дату первой публикации, 1990? означает приблизительную датировку. Отдельные недатированные ранние стихи, не включенные в СИБ, даются по неизвестным источникам и датированы . В отдельных отмеченных случаях датировка следовала опубликованным на англ. языке при участии Бродского сборникам: «Selected Poems» (1973, далее SP), «Part of Speech» (1980, далее PS), «To Urania» (1988, далее TU) и «So Forth» (1996, далее SF).Примечания к текстам, присутствующие в СИБ, дополнены примечаниями из других публикаций (и, где необходимо, моими текстологическими пояснениями); все примечания атрибутированы. Выделенные в СИБ заглавными буквами или разрядкой слова даны курсивом.С. В.Подготовка текста: Сергей Виницкий. Собрание сочинений И. Бродскогонаходится на Сети по адресу «http://brodsky.da.ru».]